«Последняя загадка Дюшана»

Мастер загадок, Марсель Дюшан, уходя, оставил еще одну неразрешенную загадку, которую и рассматривать то можно только в замочную скважину… Попыток понять зашифрованное послание сделано множество и ответа у нас нет, кто же из интерпретаторов ближе к правде. Приведу здесь только два крайних по полярности мнения, но сначала о самой загадке…

Художник, который некогда провозгласил смерть пластических искусств, на склоне лет приложил немало усилий для того, чтобы собрать все свое наследие в одном месте – в музее. И как последнее свое слово, завещал установить это произведение в Филадельфийском музее изящных искусств. В итоге там находится всего около ста объектов, связанных с творческим наследием Дюшана и все они отличаются свойственной Дюшану многозначительностью и загадочностью.

Последнее произведение Марселя Дюшана "Данное" (Étant donné, 1964) – дополняет, но не ставит последнюю точку в экспозиции, ему посвященной, так как Дюшан установил: видеть это произведение можно только одному человеку сквозь дырочку в старых дверях. Смотреть приходится по очереди и разглядывая очередную невнятную нам задачку, мы знаем, на нас смотрят, за нашей реакцией наблюдают.

Разумеется, в таких непростых условиях и воспроизвести его в обычной репродукции невозможно. Приходится описывать то, что видно в дырочку, а видно (то есть дано) обнаженное женское тело в вызывающей позе, а за телом - пейзаж с водопадом. Лежит это тело на ложе из веточек и листиков, а в вытянутой руке держит газовую лампу. К тому же, это не картина, а очень неприятная диарамма с пугающе гиперреалистическим муляжом женской фигуры, выполненной из пергамента.

Водопад бы придуман Дюшаном как некий бутафорский дизайнерский объект. Он сделан из клея, подсвеченного вращающимся диском, от чего переливается в полутьме. Пейзаж же составлен из фотографий, сделанных самим Дюшаном с натуры, но затем разрезанных на фрагменты и собранных в виде коллажа.

Иными словами, материальное воплощение данной композиции весьма замысловато и, как всегда у Дюшана, многодельно. Поэтому не легко соотнести его с мнением о том, что замысел тут играет большую роль, чем реализация. Точнее, оправляясь от столь необычной реализации, мы едва ли можем с достаточной определенностью судить о том, каков же был сам замысел.

Вероятно, вся загадочность концепции связана именно с тем, что символика ее фрагментов слишком далека от достаточно внятного замысла и потому создается впечатление обманчивого маневра. Автор заставляет зрителя искать в произведение то, что "дано", но дано столь странным намеком, что можно считать, что и не дано вовсе.

Анна д'Арнонкур, считавшаяся наиболее глубоким интерпретатором Дюшана, считает, что сказать что-либо о смысле произведений Дюшана просто невозможно. Они устроены так, что любое истолкование само тут же разрушается. Но, по ее мнению, как и большинства специалистов, это произведение, как и "Большое стекло", символизирует разрушенное сексуальное желание. Если мы принимаем фрустрацию сексуального желания, как смысл «Данного», мы должны не без натуги связывать сексуальные мотивы с водопадом и газовым фонарем в руке женщины (который все же был заменен электрическим) как энергию либидо. Что же до фрустрации, то ее, видимо, символизирует поза женщины, напоминающая жертву насилия.

Российскому исследователю Дюшана - Александру Раппопорту вся композиция авангардистского произведения навевает воспоминания об эротической живописи 18-го и 19-го веков и наводит на мысль, что подлинный смысл произведения совсем не в интимных переживаниях Марселя. По мнению известного искусствоведа, Дюшан очень прозрачно намекает на то, что искусство концептуального ассамбляжа все еще не освободилось от привычного изобразительного искусства. И, стало быть, художники – концептуалисты продолжают страдать комплексом неполноценности по отношению к кисти Буше или Бугро.

Фрустрация, как тема произведения, по мнению Раппопорта, все же имеет больше отношения к искусству живописца. И вернее было бы предположить, что в данном случае имеется в виду не столько личный опыт художника, сколько опыт всей авангардистской концептуальной рефлексии, отбросившей язык традиционной живописи и вынужденной поэтому вспоминать о ней, как о том, что можно увидеть только в маленькую дырочку в наглухо запертой двери. Данное некогда всем искусство теперь не дано, оно разрушено и заперто в темном пространстве самодеятельной бутафории.

Мнение российского искусствоведа кажется нам более глубоким и обнадеживающим, а вовсе не из патриотических соображений. Но и оно может совсем не соответствовать первоначальному замыслу автора – таков Марсель Дюшан.

Марина Прозорова, искусствовед.